yeah lately i know that i've been crawling
i know that i've been falling
into your dream

Ему дела нет до благополучия племянниковых щенят, но с поехавшим и без того не светлой головой Дереком разговор короткий. В ответ на любой разумный довод получаешь взгляд каторжника исподлобья и глухой предупреждающий рык. Без прежней силы Питер в долгие рассуждения не пускался, настойчиво не возражал и помочь не отказывался.

Помощь заключалась в знаниях, чью истинность племянник проверить не мог. Впрочем, к его чести, не доверял любимому дядюшке полностью и щенят тому же научил, потому они и сверкали настороженно глазищами из тёмных углов, подходя ближе только в случае крайней необходимости. Питеру приходилось создавать иллюзию бурной исследовательской деятельности: бегать в библиотеку (или посылать туда одного из щенков), распечатывать карты местности десятилетней давности, страницы энциклопедий и планы зданий, раскидывать по лофту племянника скомканную бумагу, с умным видом грызть ручку, выделять маркером куски текста и требовать бесплатный вай-фай и горячий обед. Вай-фай он получил.

Между тем большую часть времени, отведённую на исследования, Питер проводил на единственном мягком диване в обиталище Дерека. Вальяжно развалившись на широких подушках, он рисовал в блокноте кельтские руны и голых женщин, записывал приходящие в голову гениальные и ехидные фразы, читал жизнеописания великих полководцев, смотрел "Гриффинов" через планшет или чутко дремал, готовый сорваться с места при первом признаке появления племянника или его зверинца. Почему-то Дереку казалось, что бродящий вокруг стола Питер продуцирует невероятные по коварству и хитросплетению планы, могущие уберечь его помёт от загребущих лап коварных альф. Вот только дядя оставался верен себе и не тратил попусту жизненную энергию, посвящая размышления обеспечению исключительно собственной безопасности и возвращению былого могущества. Ему, прямо скажем, не нравилось пристальное внимание со стороны альф, их заискивающие, обманчиво-мягкие методы получения информации, и он, в очередной раз сообщая им совершенно не то, что они желали услышать, облачённое в форму секретных сведений, делал ставки на их терпение. С маниакальным любопытством юного натуралиста, разрезающего напополам лягушку, Питер выводил "разведчиков" из себя и ждал, жаждал кульминации. Ему ничего не стоило спрятаться за спину племянниковой стаи и исчезнуть, не дожидаясь, пока их всех перебьют. Ему ничего не стоило поднять Дерека на бой, сообщив неверные методы уничтожения превосходящих силой альф. Но Питер не спешил рисковать авангардом — резерв ещё не подоспел.
Какая пытка — отсутствие силы...

Питер потёр переносицу с тяжёлым вздохом, предвкушая наплыв декадентских размышлений. Прежде он был силен, и сила затуманила рассудок. Ядовитая смесь вседозволенности и самоуверенности привела к гибели. Благо, хватило ума подстраховаться и вгрызться зубами в нежный бок Лидии Мартин, но возвращение из мёртвых забрало практически всё. И более того — обязало убивать ради выживания. Эта повинность Питера не угнетала в моральном отношении, совесть его сгорела вместе с семьёй, но причиняла неудобства. Приходилось изощряться в конспирации, уезжать из города и, если это было невозможно, наведываться в больницу. Или в лес.
Участившиеся атаки животных племянник списывал на приближение альф.
Если бы только Питер разбирался в природе Лидии больше, если бы он мог использовать её уникальность в полной мере, если бы он сумел восстановить всё то, чего лишился…

Питер прикрыл глаза буквально на секунду, предаваясь праздным мечтаниям.
Подстрекаемое воображением сознание поплыло, и вот реальность разлетелась на крупные куски ярких картинок, а в сердце пустоты закрутился омут. Черный провал, пахнущий тиной и пылью, тянулся к нему тёмно-серыми, похожими на руки, клубами материи. Поддавшись ему, Питер провалился в полусон-полуреальность, потянувшись — неосознанно, случайно — к предмету размышлений.
Как наяву он увидел себя в машине, летящей по ночному городу, сидящим на соседнем с водительским кресле. За рулем оказалась рыжеволосая девушка, в которой спустя секунду Питер узнал Лидию. Ещё через мгновение она повернула к нему голову. Короткое пересечение взглядов.
Пронзительный визг тормозов и гудки встречных автомобилей крюком подцепили Питера за рёбра, выдернули из сна резко и бесцеремонно.

Питер распахнул глаза. Сердце бешено колотилось, будто он пробежал марафон, ладони вспотели, в ушах стоял звон — отголосок какофонии из сна. Только сна ли?..
Отдышавшись, Хейл несколько раз проклял ошибки, приведшие его в душный лофт жарким летом и вызвавшие галлюцинацию, после чего добрёл до скромной кухни, налил стакан холодной воды и выпил в один заход. Покончив с этим, во избежание повторения случившегося, к дивану Питер не вернулся. Впервые за долгое время он подошел к столу возле окна не с целью одурачить племянника, но отвлечься, сбросить остатки грезы. Страницам из энциклопедий и чертежам наконец-то удалось послужить важной цели.

Спустя полчаса, уже позабыв о случившемся, Питер вдруг ощутил что-то странное. Не то, что заставило его пролететь сквозь слои реальности, а какое-то незначительное, пока что незначительное, нарушение гармонии в атмосфере. Нет, даже меньше того — это было скорее предчувствие, чем происшествие, и одновременно уверенность, что вскоре произойдет нечто непоправимое. Интуиции он научился доверять, потому закрыл глаза и прислушался внимательно.
Через тридцать ударов сердца внизу, возле дома, послышался шум двигателя. Взвизгнули тормоза, хлопнула дверца, зацокали по асфальтированной дорожке высокие каблуки. Сквозь слои железа, бетона и человечьей массы просочился тонкий, нежный, безошибочно узнаваемый аромат. Ещё до того, как его обладательница поднялась на лифте, до того, как подошла к двери и надавила на кнопку звонка, Питер знал, кто она. И подозревал, что знает, зачем она пришла.
Запах усилился, трель звонка резала слух, выхода, по сути, не было.
Впустить и отделаться.

— Очаровательный дядя здесь и полностью к твоим услугам, — осклабился Питер, сымитировав голодный взгляд в область нежных округлостей прелестной девочки, целомудренно скрытых свободным платьем, — Проходи, чувствуй себя как дома. Чем обязан визиту? К счастью, воскрешать меня в данный момент не требуется.
Покончив с обязательной частью насмешек, "очаровательный" Хейл отступил, позволяя Лидии и ее тягучему и сладкому, как патока, аромату пройти мимо, и задвинул створки железной двери. За сим воспоследовал второй акт язвительных намеков, к которым Питер подошел тщательно и, по собственному убеждению, изящно:
— Пунша нет, но могу предложить тебе кофе.
Не стоит, пожалуй, и уточнять, что манера и суть сказанного должны были не только задеть девушку, но и выстроить между ней и оборотнем незримую, но прочную стену из её неприязни, опасения, плохих воспоминаний и обиды. Эта стена могла бы отдалить их друг от друга достаточно, чтобы Лидия не начала задавать неудобных вопросов и ушла как можно скорее, не наполнив собою воздух до краев. Питеру захотелось оказаться возле широко распахнутого окна, глотнуть свежести и избавиться от наваждения.

Запах Лидии дурманил. Их недавняя, внезапная и неуместная ментальная связь, обострила эмоции и восприятие. Питер мог бы находиться поблизости от девушки час назад или через день-другой, но прямо сейчас она бередила старые раны и срывала броню невозмутимости и цинизма одним своим присутствием. Даже тончайшей ноткой, просочившейся сквозь расстояние и стены... и особенно так, обильным потоком тепла, тяжёлым облаком запаха, частым ритмом сердцебиения. Питер добрался до стола как во сне, неосознанно ступая там, где шла девочка, и опёрся руками о столешницу, до рези в глазах вглядываясь в аккуратно разложенный чертёж.

Лидия, смелая безрассудная Лидия, кинувшаяся в волчье логово с вопросами, ответов на которые у зверя нет и быть не может. Лидия, упрямо вскидывающая голову, невозмутимая, решительная. Лидия-Лидия, лишь царства недостает тебе для правления.

Но больше, чем присутствие девушки, Питера настораживало другое. Пока он мог рассуждать здраво, но это "пока" истончалось, теряло форму, твёрдость, уверенность... Он и хотел избавиться от девочки, и не хотел её отпускать. К внутренней борьбе Питер никогда благосклонен не был, уж больно не нравились ему дилеммы. Ведь он всегда делал выбор в пользу собственного удовольствия. А сейчас... сейчас это было бы совершенно ни к чему.